D&K Info

Скрябин С.В. Соотношение виндикации и реституции в гражданском праве Казахстана / Рольф Книпер и частное право постсоветских стран. Рольфу Книперу Liber amicorum. – Алматы: «Дәуір-Кітап», 2016. – 272 с. С. 248-266.

Скрябин Сергей Васильевич,

ведущий научный сотрудник НИИ

частного права Каспийского

университета, к.ю.н., доцент

Соотношение виндикации и реституции в гражданском праве Казахстана[1]

1. Несколько вводных замечаний

Вначале хотелось бы одно обстоятельство, которое может свидетельствовать о наметившейся традиции: раз в три года собираться в Грузии, Тбилиси и проводить серьезные научные мероприятия. Предложение – сохранить эту традицию и, по возможности, сделать ее регулярной и, возможно, более интенсивной.

Для этого есть важные предпосылки. Очевиден сравнительно-правовой характер обоих мероприятий. Причем не совсем обычный формат: сравнительный аспект преимущественно связан с германской ветвью континентальной правовой системы, вопросам трансформации гражданского права в постсоветских государствах. По нашему мнению, это безусловная и важная особенность встреч в Тбилиси.

Мои коллеги из Казахстана уже отметили некоторые особенности современного развития гражданского права в Казахстане. В развитие их выступлений дополнительно хотелось обозначить некоторые тенденции, имеющие отношения к рассматриваемой теме – трансформации понятия собственности.

В качестве первой можно назвать наметившийся вектор развития правовой системы Казахстана – ориентир на правовые идеи и институты англосаксонского права. Сегодня нельзя сказать со всей точностью, каким он будет и к каким результатам он приведет. Достоверно одно – именно заимствования из английского права провозглашены определенным и довольно своеобразным ориентиром правовой политики нашего государства[2]. Замечу, что многие известные цивилисты Казахстана выступают последовательно против этого[3].

Далее, представляют интерес внутренние и внешние факторы, которые могут оказать влияние. К внутренним, помимо сказанного выше, следует отнести то, что за довольно короткий период в Казахстане были приняты новые редакции практически всех действующих кодексов (уголовного, уголовно-процессуально, гражданско-процессуального, административных правонарушениях, трудового). А недавно принятому Предпринимательскому кодексу аналогов в постсоветском законодательстве стран СНГ просто нет[4].

Общей чертой всех состоявшихся кодификаций является удивительная быстрота их исполнения. Например, новый Трудовой кодекс[5] был подготовлен в течение 2-х (!) летних месяцев. Возможно, что этот факт может претендовать на некий сомнительный рекорд.

По существу неизменным остается только Гражданский кодекс (далее – ГК, ГК РК). Хотя неизменным его назвать все же нельзя. Редакционные изменения и дополнения вносятся в ГК с пугающей периодичностью. Например, в общую часть Кодекса в течение 2015 года были внесены изменения и дополнения десятью (!) законами. Перманентное изменение ГК редко имеет направленность на совершенствование его положений. Чаще изменения в нем обусловлены принятием новых законов.

В качестве еще одного внешнего фактора, который потенциально может оказать влияние на состояние гражданского законодательства Казахстана, является прошедшие в течение 2012-2015 годов значительные изменения и дополнения Гражданского кодекса России, находящиеся в стадии обсуждения существенные изменения раздела кодекса о вещном праве.

Таким образом, нельзя исключать возможности «срочного» изменения (новой редакции) ГК РК. При этом наличие политической воли, заявленная ориентация на англосаксонское право, отсутствие серьезного цивилистического представительства во власти, все это может самым печальным образом сказаться на содержание гражданско-правового регулирования в целом, и отношений собственности в частности.

2. О переходном характере действующих положений ГК РК о праве собственности

Нам уже доводилось проводить сопоставление положений гражданских законодательств о собственности Союза ССР и республик, модельного Гражданского кодекса и некоторых кодексов постсоветских государств. Мы отмечали в своих работах случаи преемственности и новелл состоявшихся в 90-х годах прошлого века кодификаций[6]. Для целей настоящей статьи кратко обозначим только некоторые из них.

Прежде всего, это существующая структура государственной собственности, в которой, по нашему мнению, реализована концепция разделенной собственности. Как известно, соответствующая модель была разработана и предложена академиком А.В. Венедиктовым. Она показала поразительную живучесть, до сих пор реализована во многих постсоветских государств. Дихотомия собственнических отношений (государство – государственное предприятие (на правах хозяйственного ведения или оперативного управления)) не только сохраняется, но и в определенной степени имеет тенденцию к увеличению. Вопрос о том, почему нельзя обеспечить участие государства в гражданских правоотношениях используя традиционные (обычные) организационно-правовые формы коммерческих и некоммерческих юридических лиц, повисает в воздухе. Почему-то считается, что должна существовать особая правосубъектность (правовой статус) юридических лиц, за которыми стоит государство.

Далее, вопросы земельной собственности. Тут можно назвать и оставшуюся после СССР концепцию государственной собственности, предположение (презумпция) ее существования на нераспределенные земли, леса, воды, растительный и животный мир. Для нас было всегда удивительным существующее законодательное решение: рыба в реке – государственная, поймал – твоя, упустил – опять государственная. Странно, что мало кто понимает всю абсурдность этой и других подобных ситуаций.

Наконец, это разрыв между земельным участком и строениями (зданиями, сооружениями и прочие объекты) на нем расположенными. В гражданском законодательстве Казахстане – это различные объекты, часто с особым правовым режимом. Вследствие этого масса проблем. Приведем только одну: проблемы долевого строительства, которые уже набили оскомину, но так и не имеют сколько-нибудь вразумительного ни законодательного, ни правоприменительного решения.

О более частных вопросах современного понимания права собственности в постсоветских государствах говорить можно много. В контексте же вопроса о соотношении виндикации и реституции, что составляет тему настоящей статьи, можно указать на основной результат сопоставления этих явлений: Современная конструкция реституции является типичным продуктом советского и постсоветского развития гражданского права в Казахстане, довольно серьезно влияющим и даже препятствующим полноценной защите права собственности, конкурирующим с виндикацией.

Полагаем, что конкуренция реституции и виндикации, кроме привычного поведения участников гражданских отношений[7], имеет достаточно простое объяснение. Процедура реституции, включая вопросы признания сделки недействительной, довольно проста. Кроме возможного возмещения убытков, которое наличествует в ситуациях и реституции и виндикации (п. 7 ст. 157, ст. 263 ГК РК соответственно), при реституции не требуется ни доказывания титула, ни установления обстоятельств добросовестности и/или недобросовестности приобретателей, иных условий приобретения вещей (возмездность или безвозмездность). Весь процесс связан с установлением наличия либо отсутствия оснований признания сделок недействительными, указанными в ГК и некоторых законодательных актов. Практически и все. Наличие же общего основания признания сделки недействительной (если ее содержание не соответствует требованиям законодательства – ст. 158 ГК РК), делает потенциально уязвимой любую сделку. Иначе говоря, процедура реституции, связанная с недействительностью сделок, значительно проще, чем виндикация. А, как известно, народ тянется к простоте. В определенной степени конкуренцию реституции могла бы составить т.н. владельческая защита. Но ее в ГК РК нет и включение даже не планируется, в отличие от России[8]. Единственная ст. 240 ГК РК о приобретательной давности, одним из элементов которой является и незаконное владение и его защита, не может заметить собой ни полноценный гражданско-правовой институт владения, ни его защиту.

3. О реституции и других последствиях недействительности сделки.
Юридическая природа реституции

Первоначально укажем на некоторые общие положения о последствиях недействительности сделки в ГК РК.

В результате изменений и дополнений[9], редакция п. 3 ст. 157 ГК РК претерпела определенные изменения, которые сблизили ее с последствиями недействительности сделок, предусмотренными п. 2 ст. 167 ГК РФ, п. 2 ст. 166 Модельного Гражданского кодекса для государств – участников СНГ (далее – ГК СНГ).

В настоящее время гражданское законодательство Казахстана содержит две группы последствий недействительности сделки:

1) недействительные сделки, не влекущие для ее участников каких-либо негативных последствий. К ним относятся случаи т.н. «исцеления» сделок[10], а также конвертация одной сделку в другую при признании сделки притворной (п. 2 ст. 160 ГК)[11]. Кроме того, суд, признавая сделку недействительной, вправе ограничиться только запретом ее дальнейшего исполнения (п. 9 ст. 157 ГК), не применяя более никаких последствий, связанных с ее недействительностью;

2) специальные последствия недействительности сделок в виде:

(а) возврата каждой из сторон полученного по сделке (двусторонняя реституция п. 3 ст. 157 ГК РК),

(б) конфискации полученного по сделке обеими сторонами (недопущение реституции п. 4 ст. 157 ГК РК), или

(в) конфискации полученного по сделке одной из сторон (односторонняя реституция п. 5 ст. 157 ГК РК).

Специальные последствия недействительности можно именовать «реституционными». При этом случаи конфискации (второе и третье последствия), т.е. взыскание в доход государства, не могут признаваться гражданско-правовыми последствиями недействительности сделок[12].

Одновременно с указанными выше последствиями при недействительности сделок закон допускает возможность предъявления требования о возмещении убытков.

Наконец, ГК РК содержит специальные положения при невозможности возврата полученного по сделке в натуре. Закон говорит о трех ситуациях (1) когда полученное выражается в пользовании имуществом, (2) выполненной работе или (3) предоставленной услуге (п. 3 ст. 157 ГК РК). Выражение «в том числе» указывает на неисчерпывающий перечень подобных возможных ситуаций. Очевидно, что это касается случаев уничтожения, гибели вещи, переданной по сделке, признанной впоследствии недействительной. В этом случае сторона обязана возместить стоимость подлежащего возврату имущества, стоимость пользования имуществом, выполненных работ или оказанных услуг в деньгах. Для Казахстана, как мы уже указывали, данное правило является нововведением. Поэтому при признании недействительными (сделок) договоров, предметом которых является выполненные работы, оказанные услуги, несохранившаяся в натуре вещь, суды должны применять компенсационную реституцию, размер которой пропорционален исполненному по сделке (договору). Подобные ситуации следует рассматривать в качестве случаев объективной невозможности реституции. При этом требования сторон реституционного отношения являются встречными и однородными и могут быть предъявлены к зачету (ст. 370 ГК), что влечет их прекращение.

Таким образом, изменения и дополнения ст. 157 ГК имеют существенное значение для корректировки существующей судебной практики признания сделок недействительными. Особенно важным представляется изменение редакции п. 3 ст. 157 ГК РК, что позволяет трансформировать судебную практику, скорректировать ее в сторону учета реальной исполнимости, возможности взыскания полученного по сделке исходя из особенностей предмета договора.

Однако ответа на вопрос о соотношении реституции и виндикации в ГК РК нет.

4. Общие положения о виндикации в гражданском законодательстве Казахстана

Первоначально выскажем несколько общих суждений о нормативном регулировании виндикации в гражданском законодательства Казахстана. В целом соответствующие положения примерно аналогичны соответствующим предписаниям ГК СНГ (ст.ст. 302-304) и ГК РФ (ст.ст. 301-303). Поэтому назовем только основные отличительные особенности виндикации в Казахстане.

Таковых три.

Первая особенность вытекает из правила п. 3 ст. 261 ГК РК:

«3. Истребование имущества по основаниям, указанным в пункте 1 настоящей статьи, не допускается, если имущество было продано в порядке, установленном для исполнения судебных решений»[13].

Это правила определенным образом согласуется с положениями ст. 248 ГК РК:

«Если лицо в порядке и на условиях, установленных законодательными актами, приобрело имущество, изъятое у собственника на законных основаниях, это лицо приобретает право собственности на имущество».

По существу перед нами еще один случай ограничения виндикации, который применяется наряду с традиционным (приобретение объекта виндикации возмездно, добросовестно, с выбытием вещи из владения собственника с участием его воли).

Можно привести пример практического применения данного правила: «…во исполнение судебного решения было обращено взыскание на имущество холдинговой компании «Иртыш-Березина»: была арестована и продана с торгов квартира в г. Усть-Каменогорске Орлову, который затем подарил ее Гавриковой. Макрушин в интересах Мартыненко и членов его семьи предъявил иск к управлению юстиции Восточно-Казахстанской области о признании договора купли-продажи квартиры с торгов недействительным и истребовании этой квартиры из чужого незаконного владения, так как квартира являлась собственностью Мартыненко и членов его семьи и никогда холдинговой компании «Иртыш-Березина» не принадлежала. Решением Ульбинского районного суда иск был удовлетворен частично: состоявшиеся торги, на которых была продана квартира, признаны недействительными. В истребовании же квартиры из владения Гавриковой было отказано, поскольку в соответствии со ст. 261 ГК РК не может быть истребовано имущество у добросовестного приобретателя. Ущерб за причинение вреда собственникам (стоимость проданной квартиры – 550000 тенге) взыскан с управления юстиции, так как виновным в причинении вреда был судебный исполнитель, проводивший торги. В данном случае в решении неправильно обоснована невозможность виндикации (выделено мною – С.С.). Исходя из требований ч. 1 ст. 261 ГК РК, имущество как раз подлежало истребованию у добросовестного приобретателя, поскольку оно выбыло из владения собственников помимо их воли. Но в соответствии с ч. 3 этой же статьи истребование имущества по основаниям, указанным в ч. 1 настоящей статьи, не допускается, если имущество было продано в порядке, установленном для исполнения судебных решений. Такого обоснования принятого решения суд не привел»[14].

Вторым отличием правового регулирования виндикации в Казахстане будут особые правила для расчетов при возврате вещей из незаконного владения. Согласно п. 1 ст. 263 ГК РК «Добросовестный владелец в свою очередь вправе требовать от собственника возмещения произведенных им необходимых затрат на имущество с того времени, с какого собственнику причитаются доходы от имущества. Недобросовестный владелец вправе получить такое возмещение полностью или частично лишь в случаях, когда требование владельца признано судом основательным (выделено мною – С.С.)».

Мы полагаем подобное усмотрение суда неоправданным, а редакцию ч. 3 ст. 303 ГК РФ (ч. 2 ст. 304 ГК СНГ) более справедливой и адекватной. Наш мотив прост: если незаконный недобросовестный владелец не будет нести подобные затраты, то это может повлечь за собой утрату, порчу, либо гибель истребуемой вещи, что не отвечает прежде всего интересам самого собственника.

Наконец третья особенность виндикации связана с достаточно широким распространением требований (исков) о признании лица добросовестным приобретателем. Подчеркнем, что подобные требования заявлялись в качестве самостоятельных требований к суду. Они могли быть основными или встречными.

Нужно отметить определенные усилия Верховного суда Казахстана по преодолению подобной практики.

Например, в «Обобщении практики рассмотрения судами споров о признании сделок недействительными (действительными), об истребовании имущества из чужого незаконного владения»[15] (далее – Обобщение ВС) было отмечено, что «…исковое требование Г. о признании ее добросовестным приобретателем не могло являться отдельным предметом искового требования. По смыслу статьи 261 ГК определение добросовестности приобретателя может иметь место только при наличии тех правоотношений, которые регулируются данной нормой ГК»[16]. Ранее примерное аналогичное суждение было высказано относительно т.н. жилищных споров[17].

Теперь несколько слов о проблемных (спорных) положениях существующего механизма виндикации, которые, как мы полагаем, можно преодолеть путем толкования действующих правил ГК РК.

Таковых можно назвать три.

1) правила об объектах виндикации.

Иначе говоря, что можно истребовать. Все нормы гл. 15 ГК оперируют термином «имущество».

Формально, следуя правилу п. 2 ст. 115 ГК РК, можно истребовать: «вещи, деньги, в том числе иностранная валюта, финансовые инструменты, работы, услуги, объективированные результаты интеллектуальной творческой, фирменные наименования, товарные знаки и иные средства индивидуализации изделий, имущественные права и другое имущество». Мы полагаем, что объектом виндикации могут быть только вещи. Деньги – только при условии их индивидуализации, ценные бумаги – только документарные (чего практически в Казахстане нет).

2) правила ст. 240 ГК РК о приобретательной давности и виндикация.

Действующая редакция ст. 240 ГК РК предоставляет незаконному владельцу две возможности: а) приобрести право собственности при наличии условий, указанных в п. 1 этой статьи и б) защитить свое владение от всех третьих лиц, исключая собственника имущества (п. 2). Если второе требование потенциально не может быть заявлено в отношение собственника, то первое получило довольно широкое распространение (см. выше). Полагаем, что правило п. 1 ст. 240 ГК РК являет собой случай возражения ответчика в процессе виндикации, которое основывается на возникновении у лица нового права собственности на вещь, приобретаемого им в силу закона.

3) виндикационное требование и исковая давность.

Буквальное толкование положений ст. 187 ГК РК об исковой давности позволяет заключить, что требование о виндикации подчинено правилам об исковой давности. Обоснование простое: в перечень требований, на которые исковая давность не распространяется, виндикация не входит.

Однако мы полагаем подобное толкование правильным только формально. Основным аргументом для подобного утверждения будет следующее.

Применение сроков исковой давности к требованиям собственника о виндикации своего имущества существенно ограничивает возможности защиты вещных прав, лишая ее абсолютного характера. Само лишение права на защиту фактически равнозначно прекращению соответствующего права вообще, что является недопустимым. При таком подходе становится неразрешимым вопрос о принадлежности вещи, когда в виндикации собственнику отказано по мотивам пропуска исковой давности (три года), и нет оснований для признания права собственности за добросовестным приобретателем, которому еще предстоит владение вещью (движимой – в течение двух, а недвижимой – в течение четырех лет, согласно измененной редакции п. 1 ст. 240 ГК РК).

Подобное положение, с учетом различий исковой и приобретательной давности, мы считаем недопустимым, требующим изменений. Сроки исковой и приобретательной давности имеют различную юридическую природу, вследствие чего их совместное применение к вещно-правовым гражданским отношениям недопустимо. По существу наличие в ГК РК особых (специальных) правил о сроках для права собственности и некоторых иных вещных прав, каковым является срок приобретательная давность, должно исключить применение к отношениям собственности исковой давности. Частично это положение реализовано в новой редакции правила п. 4 ст. 240 ГК РК: «4. Течение срока приобретательной давности начинается с момента завладения вещью»[18]. Тем самым законодатель выводит эти отношения из под действия исковой давности, устанавливая особые правила для исчисления приобретательной давности, связанные не с информированностью правообладателя (собственника) о нарушении его права, а действиями незаконного владельца.

Однако указанное изменение правил п. 4 ст. 240 ГК РК не оказало влияние на позиции Верховного суда по этим вопросам[19], осталось без должно внимания и в некоторых публикациях, изданных после вступления изменений в законную силу[20].

5. О соотношении реституции и виндикации

Первоначально отметим, что в деятельности казахстанских судов по применению гражданского законодательства сложилась на практике довольно странная традиция (привычка): признание сделки недействительной является наиболее удобным и универсальным средством защиты гражданских прав[21]. При этом нельзя не отметить определенных усилий как казахстанской науки и практики для ее преодоления.

Между тем, реституция и виндикация, как способы защиты гражданских прав, имеют определенные общие черты. Но нас больше интересуют отличия, которые возможно провести как с формальной, так и с содержательной стороны.

Формальное рассмотрение будет достаточно простым.

Реституция как самостоятельный способ защиты в ГК РК не указан. Это доктринальное понятие, которое следует из латинского термина restituere (т.е. снова ставить, вновь приводить в порядок, возмещать, восстанавливать[22]). Поводом для его выделения выступают две нормы ГК:

(1) п. 1 ст. 9 ГК, в котором законодатель в качестве самостоятельного способа защиты называет «восстановление положения, существовавшего до нарушения права», и

(2) выражение «при недействительности сделки каждая из сторон обязана возвратить другой все полученное по сделке», используемое в п. 3 ст. 157 ГК РК. В последнем случае, как уже было указано выше, реституция является одним из возможных последствий недействительности сделок и поэтому может применяться как частный случай применения этого способа защиты гражданских прав. Формальное и буквальное прочтение приведенных положений ГК позволяет говорить о тождестве данных явлений. По нашему мнению, именно это формальное тождество способствовало столь активному распространению этого способа защиты в судебной практике.

Содержательный подход к определению реституции позволяет иначе определить ее правовую природу. Дело в том, что возврат в первоначальное положение имеет место не только как частный случай, относящийся к одному из возможных последствий недействительности сделок, но и входит в содержание других способов защиты гражданских прав: виндикационного и кондикционного исков (ст.ст. 260-263, ст. 953 ГК РК соответственно).

Учитывая тему нашей статьи остановимся только на первом примере.

Для нас очевидна направленность правил ст. 263 ГК РК: возврат сторон в первоначальное положение. Это осуществляется посредством особых правил о расчетах, должная реализация которых и приведет к искомому результату.

Изложенное выше позволяет заключить: (1) реституция действующему ГК не известна в качестве самостоятельного способа защиты гражданских прав и (2) приведение сторон в первоначальное положение входит в содержание виндикационного способа защиты некоторых субъективных гражданских прав (право собственности и некоторые иные вещные права).

Следует заметить, что высказанная нами точка зрения отнюдь не нова и достаточно широко представлена в цивилистической литературе[23].

Изложенное позволяет сделать следующие выводы.

Во-первых, широкое применение недействительности сделок, реституционных последствий признание их недействительными не имеет ни должного нормативного, ни доктринального обоснования. Единственным объяснением этому факту (исключая обычную некомпетентность) может быть только следование устоявшимся традициям (привычкам) в сфере защиты гражданских прав, которые значительно влияют как на гражданский оборот, так и в целом на состояние защищенности гражданских прав.

Во-вторых, возврат сторон в первоначальное положение, как общий способ защиты гражданских прав (п. 1 ст. 9 ГК), является составной частью либо виндикационного, либо кондикционного способов защиты гражданских прав. Алогично этому их и стоит применять: при возврате вещи в натуре – только виндикация, при невозможности возврата вещи, возврата иных имущественных благ и прав, полученных в результате сделок, являющихся недействительными – правила об обязательствах вследствие неосновательного обогащения.

В-третьих, и это особенно важно для целей справедливости, применение виндикации для случаев недействительности сделок позволит защитить имущественные интересы приобретателей и, следовательно, придать устойчивость гражданскому обороту.

Так, при виндикации добросовестный приобретатель, отвечающий требованиям п. 1 ст. 262 ГК, будет защищен как от виндикации, так и от реституции вещи. Более того, он может заявить встречный иск о признании права собственности на предмет спора. Главным условием удовлетворения данного иска будет доказанность добросовестности приобретения. Это т.н. случай ограничения виндикации, известный гражданскому праву еще со времен Древнего Рима.

Далее, виндикация содержит механизм компенсации имущественных потерь (затрат), незаконного владельца (приобретателя), связанного с содержанием и сохранением имущества (ст. 263 ГК РК). Ни о чем подобном в последствиях недействительности сделок речь не идет! Частично отсутствие данных правил скрадывает (но не заменяет!) правило п. 7 ст. 157 ГК РК. Однако требование о возмещении убытков, понимаемое в науке гражданского права в качестве общей меры гражданско-правовой ответственности, требует доказанности факта правонарушения, что почти не имеет места ни в виндикации, ни в кондикции. Кроме того, применение виндикации имеет четкие временные ограничения, которые адекватны юридической природе защищаемых ими субъективных гражданских прав. Для виндикации таким временным сроком будет срок приобретательной давности (ст. 240 ГК)[24].

Наконец, в-четвертых, возврат полученного по недействительной сделке, до исключения и/или изменения гражданского законодательства в этой сфере, коррекции сложившейся судебной практики, можно проводить только между сторонами совершенной сделки. Во всех случаях возврата имущества у третьих лиц правила о реституции не подлежат применению и судам следует руководствоваться правилами ГК о виндикации или неосновательном обогащении[25].

6. Выводы и рекомендации

Применение последствий недействительности сделок нуждается в более тщательной проработке как в действующем законодательстве Республики Казахстан, так и в правоприменительной практике судов. Если первое является делом относительно далекой перспективы, то второе может быть реализовано в относительно короткие сроки посредством принятия соответствующего Нормативного постановления Верховного суда.

 При применении последствий недействительности сделок судам следует руководствоваться принципами разумности, добросовестности и справедливости, которые указаны в ГК, но не получили развернутого нормативного регулирования. Полагаем это оправданным, поскольку раскрытие подобных дефиниций составляет предмет не законодательства, а науки гражданского права и судебной практики. Именно суд в каждом случае должен соизмерять действия сторон с соответствующими базовыми категориями, наполняя их конкретным смыслом исходя из обстоятельств дела.

Реституция, как самостоятельный способ защиты гражданских прав, может быть применена только при истребовании имущества у сторон, совершивших сделку. В случае если вещь была передана по другой сделке, то ее возврат (истребование) может быть осуществлен только по правилам о виндикации или кондикции.

 Мы полагаем, что эти и иные высказанные предложения позволят наконец преодолеть сложившуюся привычку признания сделок недействительными, как и применение соответствующих последствий. Это в конечном итоге будет способствовать надлежащей защите имущественных интересов приобретателей и придаст необходимую устойчивость гражданскому обороту.